Мартин Турский (ок. 315-397). Христианский святой, родился в Паннонии (в настоящее время Венгрия); он стал епископом Тура ок. 370 года. Он был проповедником, основателем первых монастырей во Франции и разрушителем языческих капищ. Его влияние испытала вся Западная Европа, и много, церквей было посвящено ему во Франции и Англии. Одет Мартин либо как епископ, либо как римский воин, носящий плащ, который он намеревается рассечь своим мечом. B любом случае рядом с ним может быть хромой нищий (см. 2, ниже). ГУСЬ у его ног может намекать непосредственно на время года, когда празднуется его день (11 ноября [по православному календарю Св.Мартин Милостивый поминается 12. октября. - А.М.]), которое, как считается, совпадает со временем миграции гусей (или временем, когда их режут и едят). Повествовательные циклы особенно часто встречаются во французских соборах XIII-XIV веков. Отдельные сцены широко распространены в ренессансном искусстве Северной: Европы.

1. Посвящение Св. Мартина в рыцари. Он получает свой меч от императора Констанция, сына Константина Великого [автор называет императора Констанцием II, что является -ошибкой: у Константина Великого было три сына - Константин 11, Констанс и Констанций; в данном случае речь должна идти o последнем.- А.М.], а щит - от адъютанта, другой прилаживает ему шпоры.

2. Милосердие Св. Мартина; Мартин, отрезающий часть своего плаща. После вступления в римскую армию Мартин нес; свою службу в Галлии. Однажды он повстречал нищего, дрожавшего от зимней стужи. Мартин отрезал половину своего paludamentum (или военного плаща) и отдал её бедняку. В ту ночь ему приснилось, что Христос пришел к нему обернувшимся в тот кусок, который Мартин отдал. Святой обычно на коней изображается в тот момент, когда разрезает свой плащ мечом или накидывает часть его на плечи нищего, который стоит перед ним на коленях. Изображается также видение ему во сне Христа.

3. Св. Мартин отрекается от своего оружия. Мартин, попросивший о своем увольнении из армии, как это принято среди многих христианских пацифистов, был обвинен в трусости, поскольку битва была неизбежна. Но в начавшемся бою он смело выступил вперед, неся один лишь крест, и пораженные враги взмолились тогда о мире. Он изображается стоящим перед вражескими войнами с крестом в руке, тем временем его командир с изумлением смотрит на происходящее.

4. Месса Св. Мартина. Однажды Мартин служил мессу в мало подходящей для этого блузе, отдав свою ризу нищему, которого встретил по пути в церковь. За алтарем огненный шар - символ его горячего милосердия - спустился на его голову, а ангелы покрыли его руки "золотыми рукавами, полными драгоценных камней".

(IV век) родился в Венгрии, которая во время правления Константина Великого называлась Паннонией. ещё в детстве Мартин был обращен в христианство и убежал в монастырь, но его отец, бывший военным трибуном, настаивал на том, чтобы его сын стал солдатом. Мартин вступил в императорскую конницу и был направлен во Францию. Однажды в Амьене холодным зимним днем Мартину случилось повстречать нищего, который пытался спастись от холода, обмотавшись какими-то тряпками. Мартин снял свой плащ и, разрезав его мечом надвое, отдал половину его нищему. В ту ночь ему в видении явился Христос и сказал: «Сделай для меня то же, что ты сделал для этого бедного человека». И тогда Мартин решил посвятить всю свою жизнь религии и попросил освобождения от военной службы. Когда император обвинил Мартина в трусости перед врагом, Мартин сказал, что он с радостью встретил бы врага, вооружившись лишь одним крестом. Прежде чем император смог проверить мужество Мартина, были получены сведения, что враг просит о примирении. Считается, что именно вера Св. Мартина заставила вражескую армию отступить. Мартину разрешили покинуть армию, и он начал жизнь в уединении, сначала на острове в Тирренском море, а затем близ города Пуатье, Франция, где он основал монастырь Лигюже, который считается первым монастырем во Франции. В Лигюже он узнал, что жители Тура назначили его своим епископом. Согласно легенде, к скиту Св. Мартина привел людей гусь, и Св. Мартин был вынужден приступить к новым обязанностям. Согласно другой легенде, чтобы заставить Св. Мартина покинуть скит, один из жителей Тура сказал ему, что его умирающая жена просит Св. Мартина прийти и причастить ее. Мартин поспешил в город, где по настоянию народа был возведен в сан епископа. Он оставался епископом Тура в течение тридцати лет.

В живописи эпохи Возрождения его часто изображали в епископском одеянии, иногда с гусем. На других картинах Св. Мартин, облаченный в воинские доспехи и сидящий верхом на коне, разрезает мечом свой плащ, дабы укрыть нищего.

Святой Мартин Турский

– подвижник аскезы

Критическая проблема биографии св. Мартина впервые остро поставлена в недавней работе Бабю . Этот талантливый, при всей своей радикальной прямолинейности, исследователь (безвременно погибший на войне в 1916 г.) убедительно показал, что мы знаем образ Мартина таким, каким он отражен в произведениях литератора Сульпиция Севера . Житие вышло не из круга близких учеников святого, сложилось не в его монастыре. Блестящий писатель, ритор, историк, увлеченный, подобно многим из его современников, аскетическим идеалом, Север воплотил этот идеал в необычайно ярком, набросанном сильными мазками, в импрессионистской манере поздней античной риторики, образе далекого Турского аскета. Существование личной связи между ними несомненно. Совершенно напрасно французский ученый пытается свести ее к одному путешествию Севера в Тур, в последний год жизни святого . Но столь же несомненно, что автор не обладал добродетелью объективного самоограничения. Страстный радикал, он живет в резкой оппозиции к церковно-общественному строю своего времени, беспощадно относясь ко всему галльскому епископату, к императорской власти. Созданный им образ св. Мартина естественно вкладывается в круг аскетических и эсхатологических идей автора. Бабю идет дальше. Предполагаемое им молчание, которое будто бы долго окутывает личность Мартина и его дело, приводит критика к скептическим заключениям: Мартин, если не как историческая личность, то как герой западной аскезы, есть всецело создание Севера. Мы не можем присоединиться к этой тезе по внешним и внутренним основаниям. Ученики Мартина, посещавшие Сульпиция и св. Павлина (Ноланского), служившие живою связью между единомышленниками-друзьями , и другие его ученики, занимавшие уже в то время епископские кафедры , ставят известные пределы фантазии агиографа. С другой стороны, Мартин, созданный только по литературным образцам, не мог бы получить такой неповторяемой оригинальности образа. От человеческого воображения требуют, как и во всех аналогичных случаях "созданий", чересчур многого. К сожалению, если фантазия писателя бессильна создать религиозную реальность, она способна по своему окрасить, исказить ее. Бабю прав: "Легенда здесь оказывается более историчной, чем реальность; она одна осталась живой в истории" . Св. Мартин не создал крепкой организации, живой школы, которой бы мог завещать свою память. Для последующих поколений Мартин жив лишь постольку, поскольку воспринят Севером. И поскольку восполнен и, жив также.

О. Ипполит Делеэ, подготавливавший издание жития св. Мартина для Acta Sanctorum, посвятил большую, исчерпывающую работу критическим проблемам, вызванным книгой Бабю . С обычным своим историческим тактом, он ввел в истинные пропорции контуры проблемы, поставленной Бабю. Для внешней биографии Мартина он дал, быть может, окончательную форму. Однако, глава современного болландизма, верный своему историческому стилю, не пожелал подойти к труднейшей задаче: воссоздания духовного облика святого.

Правда, задача эта вообще из тех, которые выходят из кругозора современной исторической науки. До сего дня мы не имеем истории святости, не имеем даже истории аскезы. Книги, посвященные этой теме, по большей части, не выходят из области внешних фактов, внешних связей, литературных аксессуаров. Вне этого научного изучения остается обильная назидательно-легендарная литература. Но для последней не существует ни критической проблемы, ни чисто исторической: влияний, филиации, развития в сфере духовной жизни. Проблема научного изучения святости, как явления духовной жизни, только поставлена на очередь. Чрезвычайно интересная "История аскезы" Штратмана остановилась на самых первых шагах христианской аскезы. Известная книга Пурра о "Христианской духовной жизни", столь заманчивая своей темой, разочаровывает ее трактовкой. Для св. Мартина мы находим в ней пять страниц чисто внешнего очерка, общеизвестные даты из главы: "La vie monastique en Gaule". Для духовной жизни и духовного облика святого – ничего. В сущности, и сейчас несколько строк протестанта Гаука, которые знаменитый историк посвятил мимоходом Турскому святому, остаются наиболее ценной характеристикой его подвижничества . Впрочем, Гаук еще не знает всех трудностей своего источника.

Вот почему книги Бабю и Делеэ не только оставляют возможным, но прямо вызывают на новое изучение агиографии С. Севера. Мы подходим к ней, желая усмотреть образ Мартина – христианского подвижника, найти руководящую идею его подвига. Быть может, эта задача окажется неразрешимой или превышающей наши силы, но постановка ее обязательна. Это "единое на потребу" церковно-исторической науки. "Все прочее к ней приложится", – или история христианской церкви в наших книгах будет по-прежнему оставаться коллекцией ор-д-эвров.

Известно, на какую сверхчеловеческую высоту поставил Сульпиций своего героя. Никто из восточных подвижников не может сравниться с ним. Он занимает место рядом с апостолами и превосходит всех святых . Основное впечатление от этого образа – подавляющей духовной мощи : Мартин, окруженный ангелами , общающийся со святыми и Христом, постоянно посрамляющий диавола и грозно повелевающий земным владыкам. На небесах он немедленно же по смерти занимает для своих поклонников положение, которое по праву принадлежит только Христу или, столетиями позже, Богоматери: "единственной, последней надежды на спасение" . Но, прежде всего, он великий чудотворец.

Собственно говоря, ударение, которое ставит Сульпиций на этой чудотворной силе Мартина, мало согласуется с его общей оценкой чуда. Чудеса могут творить все, по слову Господа. Только "несчастные, выродки, сонливцы, не будучи в состоянии творить их сами, краснеют от чудес св. Мартина и не верят им" . Чудотворение совместимо даже с недостойной совестью. Сульпиций знает примеры чудотворцев, одержимых бесом тщеславия . Не без юмора он рисует встречающийся в его время тип мнимого святого (errore sanctus), раздутого молвой и поклонением. "Если у него последуют хоть какие-нибудь маленькие чудеса, он будет считать себя ангелом" .

И однако, по тому, как Сульпиций построил свое житие, видно, что для него это выявление духовной мощи имеет первенствующее значение. Действительно, только здесь, а не в аскетическом подвиге, Мартин превосходит восточных отцов (главная идея "Диалогов"). Превосходит не только изумительностью чудес – воскрешение мертвых, – но и формальным их характером. От проницательного критика не укрылось, что, в отличие от чудес Антония Великого (литературный образец для Севера), Мартин обладает чем-то вроде "fluide personnel". Мартин представляется источником самостоятельной мощи – virtus; Антоний творит чудеса всегда по молитве: не он, а Бог исцеляет . Конечно, между св. Афанасием и Сульпицием не может быть богословских расхождений по вопросу о чуде ; но разница в психологическом восприятии чуда огромная. Именно, благодаря личностному характеру силы, становятся возможным чудо, совершаемое Мартином по ошибке, как остановка погребального шествия (впрочем, signo crucis) . Чудеса творят и другие именем Мартина. Можно приказать собаке замолкнуть in nomine Martini: "и лай прервался в глотке; она умолкла, словно ей отрезали язык" .

Источник этой сверхчеловеческой силы – аскеза . Но как раз аскетические достижения Мартина интересуют агиографа в самых общих чертах. По-видимому, восточный опыт остается непревзойденным, – и в этом известная порука Северовой правдивости. Если не для Мартина, то для аскетического кружка Сульпиция Севера представляется очевидным, что, в частности, диетический режим Египта должен быть смягчен в Галлии . Подвиг Мартина в воздержании, в постах , бдениях и молитвах, не столько в чрезмерности их, сколько в непрерывности, perseverantia . Кардинальная добродетель Мартина – это мужество – fortitudo . Совершенно стоическими чертами рисуется ровная невозмутимость его духа – aequanimitas: "никто никогда не видел его разгневанным, никто – взволнованным, никто – печальным, никто – смеющимся: всегда он был один и тот же – unus idemque" . С этой невозмутимостью согласуется gravitas и dignitas его речей . Ровность духа не изгоняет с лица Мартина выражения "небесной радости", придававшей ему нечто не от человеческой природы .

Эта вечная ясность, кажется, исключает покаянное настроение, плач о грехах, и, действительно, Сульпиций нигде не указывает на покаяние, как на мотив аскезы . Сам Сульпиций – грешник – знает "страх суда и ужас наказаний"; "воспоминание о грехах делает его печальным и измученным" . Но это не для героя. Мартин в изображении Севера свободен от страха и раскаяния . Вера в свою спасенность выражается и в предсмертных словах, обращенных к диаволу: "Что ты стоишь здесь, кровожадный зверь? Ничего ты не найдешь во мне, злодей: я отхожу на лоно Авраамово" . Здесь выражено не только личное самосознание. Известный моральный оптимизм утверждается Мартином и в общей сентенции: "Старые преступления очищаются достойной жизнью, и, по милосердию Божию, должны быть освобождены от грехов те, которые перестали грешить" . Не на милосердии, которое все покрывает, лежит здесь ударение, но на melior vita; святой серьезно считается с возможностью перестать грешить. Правда, несколько иной оттенок принимает эта мысль в радикальном заключении: и диавол может надеяться на прощение, если раскается хотя бы перед Судным днем: "уповая на Господа Иисуса Христа, я обещаю тебе милосердие" . Здесь не может быть и речи о заслугах. Но для человеческих усилий и борьбы открыто свободное поле.

С кем ведется эта борьба? Мы ничего не слышим об искушениях плоти и духа, о борьбе с грехом. Мартин выше человеческих слабостей. Но диавол, несмотря на постоянные поражения, не устает его преследовать. Мартин от юности поставлен в роковую неизбежность этого единоборства . Поистине, он имеет дело с жалким противником. Бессильный соблазнить, враг мечтает только обмануть, но Мартин с неизбежным провидением разоблачает его во всех личинах и отражает его диалектику . Всегда победоносная, борьба не перестает быть напряженной. "Тяжка, Господи, телесная брань... службу Твою буду верно нести, под знаменами Твоими буду сражаться, доколе Сам повелишь" . Мартин, некогда отказавшийся от службы императору, становится воином Христовым. Этот язык милитаризма обычен для христианского подвижничества. Еще ап. Павел освятил его употребление . Разница лишь в том, что не знающая поражений война утрачивает для Мартина свою опасность .

Совершенный воин Христов – это мученик, проливший кровь за Христа. Но и этот венец, поистине, принадлежит Мартину. "Хотя условия времени не могли дать ему мученичества, он не лишается славы мученика, ибо волею своею и доблестью мог и хотел быть мучеником... Родись он в другое время, он добровольно взошел бы на дыбу, сам бы бросился в огонь... веселясь язвами и радуясь мукам, он смеялся бы среди пыток" . Впрочем, своими добровольными страданиями "он совершил бескровное мученичество" . Какова же цель этого вольного мученичества или войны? На этот счет Сульпиций необычайно лаконичен, как и вообще он неохотно вводит нас во внутренний мир святого. Иногда мы слышим, что Мартин подвизается "ради вечности" : Царство Божие, как обетование грядущего , (не достижение настоящего в особой мистической жизни) требует жертвы, отречения. В этом путь Христов. "Беседы его (Мартина) с нами все были об одном: как нужно оставить прелести мира и тягости этого века, чтобы свободно, несвязанными следовать за Иисусом . Созерцание и богообщение нигде не полагаются целью аскезы. Сама молитва рассматривается, как труд и духовное упражнение. Подчеркивается ее непрерывность, и язык автора пользуется для ее характеристики механическими сравнениями. "Не проходило ни одного часа, ни мгновения, когда бы он не прилежал молитве или не трудился над чтением, хотя даже среди чтения или иных занятий он никогда не ослаблял ума от молитвы. Подобно тому, как кузнецы среди работы, ради облегчения труда, бьют время от времени о наковальню, так и Мартин даже тогда, когда, по внешности, был занят другим делом, всегда молился" . Конечно, молитва Мартина изображается и иначе: как акт волевого напряжения, устремленности к небу. Таковы некоторые молитвы при совершении чудес и особенно предсмертная молитва Мартина .

Была и у Мартина "некая внутренняя жизнь", и "дух его всегда был устремлен к небу", но Сульпиций бессилен говорить об этом .

Эти черты естественно смыкаются в цельный образ: христианского стоика, героическими трудами завоевывающего Царство Небесное. Таким остался Мартин в памяти ближайших варварских столетий, живших под могучим впечатлением его легенды.

Однако впечатление это грешит большой односторонностью. Существенно иные черты привходят в образ стоика, осложняя, изменяя его до неузнаваемости. Со страниц Сульпиция глядит на нас другое лицо, в котором мы с трудом признаем героя-Мартина. Но это именно лицо запечатлено такой духовной красотой и неповторимым своеобразием, что для нас оно обладает гораздо большей убедительностью, чем понятный варварам эпический Мартин. Этот другой Мартин не только следует за Христом по пути отречения; он с необычайной для его современников чуткостью воспринял в себя образ Христа и живет органическим подражанием ему. Образ Христа смягчает суровость его подвига, сообщая ему эмоциональную жизнь. Мартин видит Христа в уничижении и любви. Когда искуситель является ему в образе Христа, но в царственном одеянии, "sereno ore, laeta facie", Мартин легко посрамляет его: "Господь Иисус не обещал прийти в пурпуре и сияющим диадемой: я не поверю в пришествие Христа, если не увижу Его в том одеянии и образе, в котором Он страдал, носящим язвы крестные" . В нищем, которому Мартин отдает половину своего плаща, является ему Христос . Бедность и для Мартина и для Севера является одной из основных добродетелей . Вот почему – а не из аскетической борьбы со своей гордостью – Мартин ищет унижения.

Живя в крайней скудости, он имеет жалкий вид . Когда решался вопрос о посвящении его в епископы, собравшиеся иерархи были шокированы его "жалким лицом, грязной одеждой, запущенными волосами" . Этой vilitas в одежде Мартин не изменил и после посвящения: ей соответствовала humilitas в его сердце . Его смирение идет так далеко, что разрушает самые основы иерархического строя в миру и в Церкви. Будучи воином и пользуясь услугами раба, Мартин переворачивает наизнанку социальные отношения между ними, оказывая своему слуге рабские услуги: прислуживает ему за столом, снимает и чистит его обувь .

Епископом Мартин "никого не судил, никого не осуждал, никому не воздавал злом за зло... так что, хотя он и был архипастырем, но его безнаказанно оскорбляли даже низшие клирики" . Смирение заставляет его, в сознании своего недостоинства, отступаться от чуда. Тот самый Мартин, который не колеблется воскрешать мертвых, вдруг объявляет себя недостойным исцелить больную девушку и уступает лишь принуждению епископов . Принцип уничижения, конечно, аскетический принцип. Но качество его, религиозное сознание его иное, чем в аскезе трудовой и героической.

Самоуничижение одной стороной своей сближается с аскезой, т. е. с самопреодолением (закон нищеты проистекает из обоих источников); но само по себе оно есть нечто большее, чем аскетическое средство: непосредственное выражение религиозного опыта, у Мартина – сопереживания Христа. Потому-то оно стоит у него в теснейшей связи с любовью, проистекающей из того же откровения Христа. "На устах его один Христос, в сердце его одна любовь, один мир, одно милосердие" . Мартин молится за своих оскорбителей . Он выкупает пленных . Он просит у комита , императора , освобождения узников, прощения опальных. Он не может примириться с тем, что пролилась кровь еретиков, и порывает общение со всем виновным в этом грехе епископатом . Любовь Мартина находит выражение в жестах, которые могут быть названы этически гениальными. Все мы помним, как он, еще будучи воином и оглашенным, одевает нищего оторванной половиной своего плаща. На восемь столетий упреждая христолюбца Франциска, Мартин целует прокаженного – акт, в котором мы вправе видеть как выражение любви, так и аскезы унижения.

Любовь его изливается и на животных, с чуткостью, необычной для западного христианина IV столетия. Если бл. Августин с любопытством наблюдает погоню собаки за зайцем , то Мартин в аналогичном случае спасает преследуемое животное . Сульпиций с удивлением останавливается перед зрелищем этой неоскудевающей любви, редкой, "в наш холодный век, когда она хладеет даже в святых мужах" . Даже умирающий, Мартин колеблется между любовью к покидаемым братьям и желанием соединиться со Христом .

Быть может, здесь всего уместнее упомянуть о неожиданных чертах юмора в строгом облике Мартина. Ни в стоическом бесстрастии, ни в юродстве смирения они не находят объяснения, но легче всего уясняются, как выражение любви к тварям (подобно юмору Франциска). Замечательно, что немногочисленные примеры "духовного остроумия" Мартина, приводимые Севером , обращены к природе и животным. Таково сравнение остриженной овцы с христианином, отдавшим одну рубашку.

Впрочем, и любовь сближается Сульпицием с аскезой. Любовь Мартина только сострадание, никогда – сорадование: следовательно, она исполняет его скорбью: "чьим горем не болел он? чьим соблазном не уязвлялся? Чья гибель не заставляла его стенать?" И, перечисляя права Мартина на "бескровное мученичество", Север, вслед за "голодом, бдениями, наготой, постами, поношениями завистников, преследованиями злых", непосредственно приводит "заботу о немощных, беспокойство за подвергающихся опасностям" . Так господствующая идея аскезы стремится подчинить себе все проявления духовной жизни, первоначально от нее независимые. Аскеза, равнозначащая мученичеству, как источник святости и мощи (virtus) – такова первая и последняя идея Северова жития св. Мартина.

На этом принципе Сульпиций строит целую социальную философию, антикультурную и разрушительную в своих выводах. Принцип аскетического уничижения, "истощания" перерастает форму личной добродетели (смирения) и делается мерилом для суда над миром. Это потому, что в основе его у Сульпиция лежит не опыт собственной моральной нищеты, ("блаженны нищие духом"), а созерцание нищего, истощившего себя Христа. В свете уничижения Христова истлевают все культурные ценности.

Мартин – сын воина, не получивший никакого образования . Это не мешает прелести его бесед и глубокому проникновению в смысл св. Писания . Все остальное в науке для Севера – утонченного ритора – вредный вздор. С обычным тщеславием обращенных литераторов , он старается извинить свой будто бы "необработанный слог" . Но к чему все это? "Царство Божие не в красноречии, а в вере... Долг человека искать вечной жизни, а не вечной памяти" . "Какую пользу получило потомство, читая о битвах Гектора или о философии Сократа? Когда не только подражать им глупость, но безумие не нападать на них самым жестоким образом" .

Эти выпады против античной культуры в устах Севера не новы; они общи у него с бл. Августином, Иеронимом, почти всеми его современниками. Оригинальна для Севера суровость в отвержении социальных форм жизни. Он ненавидит деньги даже тогда, когда они употреблены на доброе дело. Один святой пресвитер из Киренаики отказывается взять десять солидов, дар для своей бедной церкви, с таким обоснованием: "Церковь не строится золотом, но разрушается им" . Так и Мартин бросает дары, полученные им от императора, – "как всегда, на страже своей бедности" . Впрочем, мы видим Мартина, принимающим денежные суммы, – но для выкупа пленных, – и расточающим их на эту благую цель прежде, чем тяжелое бремя золота достигло монастырского порога . В монастыре Мартина нет места никаким искусствам или ремеслам, кроме письма; да и тем занимаются малолетние .

Служба государству "бесполезна" . Мартин считает несовместимой воинскую службу со званием христианина и бросает ее перед битвой. "Christi ego miles sum: pugnare mihi non licet" . Не раз отмечался своеобразный республиканизм Севера, вернее, ненависть к царской власти, сказавшаяся в его Хронике . Достаточно суров он к государям и в своей агиографии Мартина . Юлиан называется тираном без упоминания о его язычестве: при этом отношение его к Мартину, в изображении Севера, далеко от жестокости . Валентиниан изображен суровым гордецом, не допускающим к себе святого: огонь, охвативший его трон по силе Мартина, научает его уважать чудотворца . Максим, характеристика которого странно двоится, необычайно искательный перед Мартином, встречает с его стороны открытое неуважение. "Не взирая на многократные приглашения, Мартин уклонялся от его пиров, говоря, что не может быть участником трапезы того, кто лишил одного императора царства, другого жизни" . Но если этот урок можно объяснить принципом лояльности, то следующий говорит о невысокой оценке царской власти, как таковой. Мартин, удостоивший, наконец, своим присутствием царский пир и получивший из рук Максима первый кубок, передает его после себя не императору, а пресвитеру, говоря, что "недостойно было бы для него предпочесть самого царя пресвитеру" . Императрица, жена Максима, не знает, как сильнее унизиться перед Мартином. Она прислуживает ему за столом и, распростершись на земле, "не может оторваться от его ног" . Не смирение ее, а унижение перед Мартином приковывает внимание автора, который вводит в свое повествование и других правителей – префектов и комитов – в тех же двух положениях: личного унижения или наказанного тиранства. Мартин отказывается пригласить на пир префекта Винценция, несмотря на приводимый последним пример Амвросия Миланского: этот поступок мотивируется нежеланием поощрять тщеславие вельможи . Комит Авициан – это "зверь, питающийся человеческой кровью и смертью несчастных... Мартин видел у него за спиной демона огромной величины". Но, укрощенный Мартином, тиран, по крайней мере в Type, безвреден .

Сульпиций не находит достаточно резких слов, чтобы заклеймить, с одной стороны, преступное вмешательство государства в дела Церкви , с другой – раболепство развращенного епископата перед государем . Один Мартин "почти исключительный пример того, как лести царской не уступила святительская твердость" . Даже тогда, когда Мартин печалуется перед императором за осужденных, "он скорее повелевает, нежели просит" . Смиренный перед всеми, сносящий обиды клириков, умывающий ноги гостям , Мартин становится необычайно суров и властен в обращении с представителями государства. Чтобы посрамить их гордость, он забывает о собственном смирении. А между тем в основе, как личной кротости, так и общественной непримиримости, один и тот же религиозный опыт: образ уничиженного Иисуса .

Этот евангельский образ, оживший в Мартине, требует от него и дальнейшего отрыва от исторического даже церковного быта. Мартин (или Север) не для того восстает против вмешательства государства в дела Церкви, чтобы бороться за церковную теократию. К церковной иерархии они проявляют большую холодность. Мы видели, как низко ценил Мартин свою собственную епископскую власть . Известно, что он, как и Север, живет в открытой вражде с галльскими епископами . При избрании своем Мартин встретил оппозицию именно со стороны епископата . Да и впоследствии у него, по словам Севера, не было врагов, кроме епископов . Они готовы были, по словам Севера, добиться от императора смертного приговора для Мартина, как виновного в соучастии с еретиками (присциллианистами) .Святой уклоняется от общения с епископами Галлии , за исключением двух, ему преданных, не посещает соборов и считает, что "в его время едва ли не один Павлин исполняет евангельские заповеди" . Сульпиций также много повествует о преследованиях против него лично одного епископа (единственного бывшего ранее благосклонным) . Даже упоминая о борьбе Мартина с арианством в Иллирии, он делает ответственными за ересь иерархов и в рассказах о Востоке находит место упрекнуть Александрийского епископа в жестокости к монахам .

Итак, ни государство, ни культура, ни церковная иерархия не пользуются уважением в глазах Мартина и Сульпиция. То анахорет, то бродячий миссионер , Мартин не дает опутать себя никакими социальными узами. Непокорный никому, он не требует и от других повиновения. Не только епископ без власти, но и аббат без авторитета, он терпит самые возмутительные оскорбления и распущенность своего ученика Бриция: "если Христос терпел Иуду, почему мне не терпеть Бриция?"

Является ли послушание необходимой добродетелью монаха? Из Сульпиция это неясно. Он много рассказывает о суровости послушания у египетских отшельников . "Высшее право для них жить под властью аввы, ничего не делать по собственному усмотрению". "Первая их добродетель – повиноваться чужой власти" . Но в пустыне живут и анахореты, бегающие людей, их посещают ангелы , это высший подвиг. Сравнительно с ними жизнь в киновии жалкий удел . О послушании Мартина мы ничего не слышим. После краткой аскетической школы св. Илария, он ведет жизнь анахорета. Даже будучи аббатом, он сохраняет быт отшельника и, по-видимому, не делает никакого употребления из своей власти.

Пренебрежение св. Мартина ко всякой правовой санкции, ко всякой организационной форме становится окончательно понятным, когда мы вспомним, что Мартин и его круг живут чрезвычайно обостренным эсхатологическим сознанием. Мир кончается. "Нет сомнения, что антихрист... уже родился, уже дорос до отроческих лет" .Диавол знает, чем искушать Мартина, принимая образ пришедшего в мир, чтобы судить его, Христа . Так образ Христа уничиженного сливается с Христом Страшного Суда, и на двойном огне Евангелия и апокалиптики испепеляется мир человеческой, даже церковной культуры .

Суровое отвержение культуры, являясь истечением аскезы мироотречения, аскезы "гумилиативной", не представляется несовместимым с героическим, – скажем точнее: "агонистическим" – идеалом аскезы. Мартин – герой, победивший в себе все человеческое, может гнушаться царями земными, попирать все относительные ценности социальной жизни. Но, возвращаясь к этому "агонистическому" образу, признаемся в своем бессилии: нам не удалось примирить его с другим Мартином, смиренным учеником евангельского Иисуса. И в этой неудаче нашей мы не можем не винить биографа.

Сульпицию не удалось начертать своего портрета – который хочет быть иконой – без глубоких внутренних противоречий. Как согласовать бесстрастность и ясную невозмутимость аскета с мучительной болью любви, с образом страдающего Христа? Мартин, "которого никто не видел взволнованным или печальным", всегда болеет за других, бесстрастный стонет. Воскреситель мертвых, повелитель бесов и стихий, насыщенный силой, струящейся из него, колеблется исцелить больную "по недостоинству". Что значит "важность и достоинство речей" в епископе, позволяющем оскорблять себя всем и в самой внешности являющем юродство? Его лицо, сияющее "небесной радостью" и имеющее в себе что-то "сверхчеловеческое", кажется епископам "жалким". Да и диавол, искушавший Мартина в образе царственного Христа, напрасно предстал ему sereno ore, laeta facie: не таким знал Мартин Христа. За всеми этими внешними промахами агиографа вскрывается одно основное противоречие: противоречие между идеалом стоического мудреца и образом страдающего Христа.

Я знаю, как опасно констатировать противоречия в сфере религиозной жизни. Противоречивое по человечеству оказывается антиномически-объединенным в целостной, но трансцендентной истине. В христианской святости находит себе место и светлый, мудрый старец и жалкий в глазах мира юродивый. Но как соединимы они в одном лице, в опыте одной человеческой жизни? Если они соединимы, то необычайно трудна задача биографа, который должен показать за проявлениями духовных сил их целостный исток: в единстве освящающейся личности.

Признаемся, что это не удалось Северу. Для всякой интерпретации есть границы, за которыми начинается долг критика.

Мы привыкли к тому, что агиограф оказывается ниже своего задания по немощи литературных средств. Слишком часто писатель, бессильный жизненно отобразить явление необычайной духовной силы, прибегает к условным образам, общим местам, литературным заимствованиям. Сульпиций Север показывает, что и большой талант несет с собою опасности: искажения жизни литературной формой.

Ритор Север весь пропитан традициями блестящей, но упадочной школы, – он и не думает бороться с нею. Талант нервный, насильственный, он работает исключительно с помощью художественных "фигур", среди которых гипербола – мы могли не раз убедиться в этом – является излюбленной. Он готов всегда пожертвовать строгой мерой ради пуэнты, красоте – истиной. Он никогда не бывает скучен, всегда держит читателя в напряжении, волнует его, – но в этом волнении слишком много остроты, я бы сказал – пряности.

Ритор – декадент, поставленный судьбой рядом со святым, по-своему преданный ему, он не сумел смирить себя, свой талант до чистой объективности. Вместо сбора колосьев на богатой духовной ниве, в поте лица, в страде нелегкой жатвы, он увлекся срыванием васильков и маков, сплетая венки в честь св. Мартина – стремясь украсить прекрасное. И тут его богатство обратилось в скудость. Сульпиций неизбежно стилизует Мартина. Но у него есть две темы стилизации. Отсюда раздвоение образа.

Прежде всего, он хочет нарисовать аскета в египетском стиле. Материалом служит для него житие св. Антония и те обильные рассказы паломников, – быть может, еще не облекшиеся в литературную форму , образцом которых служит весь первый диалог – "Постумиан". Он поставил себе, как мы видели, определенную цель: показать, что Мартин не уступает никому из восточных святых. Естественно, он и берет краски из жития Антония. Мы могли констатировать влияние этого памятника в портрете стоического героя. Идеал "??????? ", намеченный в Vita Antoni, окрашивает аскетику Евагрия, Лавсаик Палладия, – словом, все "оригенистское" течение раннего египетского монашества. В этом первом портрете св. Мартина мы находим обилие риторики, и очень мало конкретных черт. Сульпиций не много умеет рассказать о героической аскезе Мартина – и почти ничего, в этой связи, о его духовной жизни. Думается, мы не ошибемся, если отнесем многое в этом портрете на счет стилистических образцов автора. Поставленные в необходимость выбирать между двумя образами св. Мартина, мы без колебания жертвуем образом агонистического аскета.

Мартин – смиренный и нищий ученик Христов не имеет никаких литературных образцов. Это явление столь яркой религиозной гениальности, которое само в себе носит печать подлинности. Значит ли это, что второй портрет Мартина во всем безупречен?

Мы имели не раз случай наблюдать совпадение между аскетическими тенденциями св. Мартина и общественными взглядами самого Севера. Это совпадение было бы вполне естественным, если бы Север был учеником св. Мартина – только его учеником. Но его жизнь протекает вдали от Мартина, он принадлежит совсем иной среде. Богатый землевладелец, удалившийся в свою виллу, литератор, загоревшийся модным тогда аскетическим движением, он мог найти в турском святом воплощение своих идеалов. Мы слишком мало знаем жизнь Сульпиция, чтобы оценить это сложное взаимоотношение: между святым и его поклонником. Но все же должны остерегаться целиком отнести на счет св. Мартина весь социально-политический радикализм Сульпиция. Аскетическому радикализму последнего не хватает одной добродетели – смирения. Это проводит резкую грань между смиренным, почти юродивым апостолом любви и неумолимым врагом епископов и императоров. Возможно, вероятно даже, что и св. Мартин живет в неприятии современного ему общественного и иерархического мира. Но характер этого неприятия едва ли совпадает с будирующими настроениями его биографа. Большего сказать не можем. Здесь мы обязываемся к критическому воздержанию. Одно ясно: этот Мартин не мог быть создан Севером, он не от литературы, в нем мы должны признать одно из величайших проявлений христианской духовности, хотя между ним и нами стоит, как всегда в истории, не слишком прозрачное, или не всегда бесцветное, стекло.

Восточная Церковь не многое помнит о Мартине, но это немногое говорит о "Мартине милостивом", апостоле любви. Воин Мартин, одевающий нищего своим плащем, едва ли не единственная значительная черта его биографии, сохраненная в славянском Прологе .

Западному средневековью пришлось по иному обеднить образ Мартина, чтобы спасти его цельность. Я говорю не о житии святого, сохраненном в целости рукописной традицией, а о влиянии живого образа, насколько мы можем наблюдать его в традиции святости по памятникам меровингской агиографии. Ближайшие поколения были увлечены египетским идеалом героического бесстрастия и пожертвовали непонятным и даже соблазнительным для них образом страдающего Христа. От социального отрицания Севера они сохранили надолго враждебность к государственной власти, но восполнили ее чуждой аскетам IV в. высокой оценкой культуры. Только XII век воскрешает для себя образ униженного и страдающего Иисуса, и только великий Франциск в юродстве любви и браке с "госпожой Бедностью" повторяет подвиг св. Мартина.

Г.П. Федотов
Lecoy de la Marche, Vie de Saint Martin, Tours, 1895, p. 378.
см. его Vitae patrum, а также жития галльских святых, изданные в Mon. Germ., Scriptores Rerum Merovingicarum.
E.-Ch. Babut. Saint Martin de Tours. Paris, s. a., 1912.
Vita Martini, Epistolae et Dialogi, ed. Halm. CSEL vol. I (Vindob. 1866).
год смерти св. Мартина, как и вся его хронология очень шатки. Последняя работа H. Delehaye дает для его жизни следующие рамки: род. ок. 315, ум. 397.
таковы были Галл и Евхерий, известные из диалогов Севера, и Виктор, упоминаемый в переписке св. Павлина. Paulini Noiani. Epist. XXIII ed. Hartel.
plerosque ex eis postea episcopos vidimus. Quae enim esset civitas aut ecclesia, quae non sibi de Martini monasterio cuperet sacerdotem ? V.M. c. 10.
Babut. o. c. p. 166.
"St. Martin et Sulpice Severe". Analecta Bollandiana. t. XXXVIII, Bruxelles 1920.
Н. Strathmann. Geschichte der fruhchristlichen Askese. I. 1914.
Pourrat. La spiritualite chretienne. I. Des origines de 1"Eglise au Moyen Age. Paris 1918.
Hauck. Kirchengeschichte Deutschlands I, p. 49-61.
Apostolica auctoritas V. M. 20,1; consertus apostolis et profetis Ep. II, 8; meritoque hunc iste Sulpitius apostolis conparat et prophetis, quem per omnia illis esse consimilem D II 5, 2.
in illo iustorum grege nulli secundus Ep. II, 8 ; nullius umquam cum illius viri meritis profiteor conferendam esse virtutem D I 24, 2.
ut... potens et vere apostolicus haberetur V. M. 7, 7; imperat... potenti verbo (птицам) – eo... circa aves usus imperio, quo daemones fugare consueverat. Ep. III, 8; nес labore victum, nес morte vincendum Ep. III, 14. Ср. видение Мартина Северу: vultu igneo, stellantibus oculis, crine purpureo Ep. II, 3.
D I 25, 3; D II 5, 7; D II 12, 11.
D II 13.
sarcina molesta me... ducit in tartara. Spes tamen superest, illa sola, illa postrema ut quid per nos obtinere non possumus, saltim pro nobis orante Martino mereamur. Ep. II, 18.
D I 26, 5-6.
D I 20. Ср. рассказ о недостойном иноке Анатолии V.M. с. 23,3: signis quibusdam plerosque coartabat; об испанском лже-Христе (multis signis), ib. 24, 1.
D I 21.
Вabut, о. с. р. 83 n. 1.
Athanasius Alex. Vita sancti Antoni, c. 53.
и некоторые чудеса Мартина совершаются по молитве: imminens periculum oratione repulit с. 6, 6; cum aliquandiu orationi incubuisset (при воскрешении мертвого); aliquantisper oravit (над мертвым V. M. с. 8, 2) Cf. с. 14, 4; с. 16, 7: familiaria arma с. 22, 1: D. II, 4: nota praesidia, D II 5, nota subsidia D III 8, 7; D III 14, 4. Чудеса, совершаемые без молитвы: V. М. с. 12, 13, 14, 1-2, с. 15, с. 17, 18, 19. Ep. III, 8; D II, 2, 3; D II, 8, 7-9; D II, 9, 1-3; D III 3, 3; D III 8, 2, Virtus III 9, 3; D III 10.

Тропарь святителю, глас 4
Правило веры и образ кротости воздержания учителя яви тя стаду твоему яже вещей истина; сего ради стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая, отче священноначальниче Мартине, моли Христа Бога спастися душам нашим.
Кондак святителю, глас 2
Божественный гром, труба духовная, веры насадителю и отсекателю ересей, Троицы угодниче, великий святителю Мартине, со Ангелы предстоя присно, моли непрестанно о всех нас.

Святитель Мартин родился в начале IV века в Паннонии. Он назван Милостивым за свою благотворительность и попечение о бедных.

С ранней юности, почти с детства он мечтал о монашестве, имея перед собой героический пример для подражания в лице . Однако Мартин рос в нехристианской семье, и отец настоял на его военной карьере. До принятия монашества Мартин был военачальником при императоре Юлиане Отступнике (361 — 363) и отличался храбростью. Когда варвары напали на империю, по приказу императора святой Мартин со своим отрядом вышел из города, чтобы сразиться с ними. Встретив на дороге нищего, он отдал ему свою одежду. Ночью святому явился Господь Иисус Христос и пообещал победу над неприятелем, что вскоре и свершилось. Император торжественно встретил победителя и предложил ему принести жертву идолам в благодарность за одержанную победу. Но святой Мартин сказал, что хочет принести жертву Христу, с помощью Которого победил врагов, и стать иноком. Император отпустил святого.

Когда представилась возможность оставить армию, Мартин удалился в пустынь Лигуже (Ligugé) , что вблизи Пуатье, где вскоре вокруг него возник небольшой монастырь, ставший, по слову автора жития, рассадником монашеского делания в Галлии (монастырь существует поныне).

Важно отметить, что Мартин распространял на Западе традиции восточного, египетского монашества, во всём следуя преподобному Антонию . Через семь лет подвижнической жизни святой Мартин был поставлен епископом Турским.

Вскоре обманом (для того чтобы помолиться об одной больной) святой был вызван в город Тур и провозглашён епископом. Сам он до этого избегал рукоположения даже в диаконы, предпочитая более скромную должность заклинателя - чтеца особых молитв над бесноватыми.

Святому Мартину были присущи редкостная доброта и заботливость. В сочетании с мужественным и величавым обликом бывшего военного это особенно располагало к нему людей. Св. Мартин постоянно заботился о больных, нищих, голодных, получив за это прозвание Милостивого. Вместе с тем, святой не оставил мечты о монашестве.

Заняв святительскую кафедру в Туре, Мартин почти одновременно основал обитель в Мармутье (Marmoutier), где были установлены обычные для восточного монашества правила: общность имущества, безусловное послушание, стремление к безмолвию, единократное вкушение пищи в течение дня, грубая и простая одежда. Особое внимание в своём монастыре, где он сам часто уединялся для молитвы, святитель Мартин уделял молитвенному подвигу и изучению Священного Писания. Из Мармутье вышло немало епископов, потрудившихся в деле распространения христианского просвещения среди кельтов-язычников. О размахе деятельности святого Мартина говорит то, что на его похороны в 397 году собралось около 2 тысяч монахов (в то время как в самом Мармутье число братии не превышало 80 человек).

Святитель Мартин почил о Господе во время молитвы в Канде (Candes), в храме, расположенном по-над местом слияния рек Вьенны (Vienne) и Луары (Loire). Местные жители хотели похоронить его у себя, однако жители Тура похитили тело, выставив окно храма, и отправились с ним восвояси вверх по течению на лодках. По местному преданию, несмотря на осеннюю пору, по пути их следования расцветали цветы и пели птицы. Мощи св. Мартина с V века и поныне покоятся в Базилике св. Мартина в Туре.

Ни один святой не пользовался такой посмертной славой на христианском Западе, как Мартин Турский . О почитании его свидетельствуют тысячи храмов и поселений, носящих его имя. Для средневековой Франции (и для Германии) он был святым национальным. Его базилика в Type была величайшим религиозным центром меровингской и каролингской Франции, его мантия (сарра) – государственной святыней франкских королей. Еще более значительно то, что житие его, составленное современником, Сульпицием Севером, послужило образцом для всей агиографической литературы Запада. Первое житие западного подвижника – оно вдохновило на аскетический подвиг множество поколений христиан.

, 12 октября , 11 ноября (Галл. , РПЦЗ )

Вскоре обманом (для того чтобы помолиться об одной больной) святой был вызван в город Тур и провозглашен епископом. Сам он до этого избегал рукоположения даже в диаконы, предпочтя более скромную должность заклинателя -- чтеца особых молитв над бесноватыми. Мартину были присущи редкостная доброта и заботливость. В сочетании с мужественным и величавым обликом бывшего военного это особенно располагало к нему людей. Мартин постоянно заботился о больных, нищих, голодных, получив за это прозвание Милостивого. Вместе с тем святой не оставил мечты о монашестве.

Заняв святительскую кафедру в Туре , Мартин почти одновременно основал обитель в Мармутье (Marmoutier), где были установлены обычные для восточного монашества правила: общность имущества, безусловное послушание, стремление к безмолвию, единократное вкушение пищи в течение дня, грубая и простая одежда. Особое внимание в своем монастыре, где он сам часто уединялся для молитвы, святитель Мартин уделял молитвенному подвигу и изучению Священного Писания. Из Мармутье вышло немало епископов, потрудившихся в деле распространения христианского просвещения среди кельтов -язычников. О размахе деятельности св. Мартина говорит то, что на его похороны в году собралось около 2 тысяч монахов (в то время как в самом Мармутье число братии не превышало 80 человек).

Восточные традиции были органичны для тогдашней Галлии : ведь христианское просвещение она приняла от Иринея Лионского , бывшего учеником Поликарпа Смирнского , который, в свою очередь, был непосредственно связан с апостолом Иоанном Богословом , главой Малоазийской церкви.

Ни один святой не пользовался такой посмертной славой на христианском Западе, как Мартин Турский. О почитании его свидетельствуют тысячи храмов и поселений, носящих его имя. Для средневековой Франции (и для Германии) он был святым национальным. Его базилика в Type была величайшим религиозным центром меровингской и каролингской Франции, его мантия (сарра) – государственной святыней франкских королей. Еще более значительно то, что житие его, составленное современником, Сульпицием Севером , послужило образцом для всей агиографической литературы Запада. Первое житие западного подвижника – оно вдохновило на аскетический подвиг множество поколений христиан. Оно было для них, после Евангелия, а может быть, и раньше Евангелия, первой духовной пищей, важнейшей школой аскезы. Перед этим влиянием на ряд столетий – во всяком случае, до “Каролингского Возрождения” – бледнеют и полу-восточная школа Иоанна Кассиана и родственные ему традиции Лерина и Венедикта Нурсийского . Все три последние подвижнические школы построены на началах духовной “рассудительности”, умеряющей крайности аскезы во имя деятельного, братского общежития. Школа св. Мартина резко отличается от них героическою суровостью аскезы, ставящей выше всего идеал уединенного подвига. Аскетическая идея в век Григория Турского ( в.) выражена с величайшей силой и величайшей односторонностью. И поиски истоков этой идеи неизменно возвращают нас к Турскому подвижнику столетия.

Монастырь в Лигуже существует по сей день.

Молитвословия

Тропарь, глас 4

Де́лы ми́лостивыми просия́л еси́, я́ко денни́ца,/ лю́ди мно́ги научи́л еси́ за́поведем Госпо́дним,/ святи́телю Марти́не, о́тче ми́лостиве,/ ве́рных же сердца́ просвети́л еси́ воспева́ти и сла́вити Тро́ицу Единосу́щную./ Те́мже дне́сь па́мять творя́ще, вопие́м ти́:/ моли́ Христа́ Бо́га// спасти́ся душа́м на́шим.

Кондак, глас 2

Ми́лостивен нра́в прии́м, благосе́рд яви́лся еси́/ и пода́телен ни́щим и тре́бующим, Марти́не Богодухнове́нне./ Сего́ ра́ди зва́нием дея́нию подо́бно,/ обогати́ тя́ зело́ Христо́с, Пода́тель благи́х:/ Ему́же, Богому́дре иера́рше пребога́те, моли́ся// грехо́в оставле́ние пода́ти пра́зднующим любо́вию святу́ю па́мять твою́.

Использованные материалы

• Свт. Григорий Турский , История Франков .
• "Житие святого Мартина Милостивого, епископа Турского", Жития святых, изложенные по руководству Четьих-миней свт. Димитрия Ростовского. Октябрь. День двенадцатый , Оптина пустынь, 1993:
• Федотов Г. П., "Святой Мартин Турский - подвижник аскезы", Православная мысль , 1928, № 1.
• Секачев Василий, свящ., "Кельты: новые святые в наших святцах?", Нескучный сад , № 3 (10), 2004, 17 марта 2009:
• "Служба святителю Мартину Милостивому, епископу Турскому" (сост. клириком г. Одессы прот.

День Мартина (Der Martinstag - «Дэр Мартинстаг») является праздником в честь Мартина Турского и отмечается 11 ноября. В Центральной Европе он характеризуется многочисленными обычаями, например, в качестве основного блюда выступает запеченный гусь, повсюду проходят шествия и слышны песнопения в честь Святого. День Мартина празднуется во многих немецких областях в сопровождении громких парадов. Особенно этот праздник любим детьми, которые его именуют «праздником фонарей» - Laternenfest («Латерненфэст»).

Во многих регионах Германии, Австрии, Швейцарии и Южного Тироля шествия на День Св. Мартина - обычное явление. Очень много участвует детей, которые идут с фонарями по улицам сел и городов. Часто они сопровождают человека, сидящего на белом коне, одетого как римский солдат, всадника в красной накидке, который представляет Святого Мартина. В традиционном параде поются песни в честь Мартина -Martinslieder («мартинслидер»).

Фонари обычно изготавливают учащиеся начальных классов и воспитанники детских садов. В заключение разжигается большой огонь - Martinsfeuer («Мартинсфоер»), детям раздаются Weckmann («Векманн») - выпечка из дрожжевого теста с изюмом. В Южной части Германии - это небольшие печенья или крендели из дрожжевого теста. В некоторых районах Рура и Сауерленда дети получают кренделя Мартина (Martinsbrezel - «Мартинсбрецель») - кренделя из сладкого дрожжевого теста, посыпанные кристаллами сахара.

Общее блюдо на Мартинстаг - это гусь (Martinsgänse - «Мартинсгенсе»), как и на Рождество. В качестве аккомпанемента к гусю чаще всего подается традиционная красная капуста, запеченные яблоки, хлеб и картофельные вареники.

Крупнейшие парады Дня Мартина насчитывают более 4000 участников. Обычно во время шествия участвует актер, исполняющий Мартина, поются песни. После этого проходят дети с фонарями. Они могут стучаться в двери, петь песни, а в замен просить выпечку, фрукты и другие гостинцы. Этот обычай называется по-разному, например, в Рейнской области «Kötten» («Кёттен»), «Schnörzen» («Шнёрцен»), «Dotzen» («Дотцен») или «Gribschen» («Грибшен»). Аналогичным праздником является Martinisingen («Мартинисинген») в Восточной Фрисландии и других протестанских областях, который проходит 10 ноября.

Мартин Турский - кто это?

Святой Мартин родился в 316 г. в сегодняшней Венгрии (Ungarn - «Унгарн»). Как сын римского офицера, он был обязан по закону нести военную службу. Его имя происходит от латинского бога войны Марса. В основе праздника лежит событие, произошедшее в 334 г. в Амьене.

В этот год была холодная зима. 18-летний Мартин, не являвшийся христианином, встретил нищего у ворот и поделился с ним своей мантией (Mantel - «Мантель»). После этого ночью во сне явился ему Христос в качестве нищего, чтобы сказать, что Мартин дал ему свое пальто. Мартин принял крещение, стал студентом епископа Хлариуса Портирса (Hilarius von Portiers), основал монастырь и 10 лет спустя против его воли был выбран епископом Тура. Легенда гласит, что он спрятался в сарае среди гусей, для того, чтобы избежать назначения, но был предан гусями с их болтовней.

Как епископ (Bischof - «Бишоф») Мартин вел аскетическую жизнь. Он ввел христианство, чтобы бороться против кельтских культов. Мартин мог исцелять людей, и ему были предоставлены чрезвычайные полномочия. Король франков Хлодвиг назначил Мартина Национальным покровителем франков (Nationalpatron der Franken - «Национальпатрон дер Франкен»).

8 ноября 397 г. епископ Мартин умер, и 11 ноября был похоронен в Туре. Святому Мартину посвящено много церквей во Франции (около 3000), в Германии это Собор в Майнце (der Mainzer Dom - «Дер Майнцер Дом») и Церковь Великого Святого Мартина в Кельне (Groß St. Martin in Köln - «Гроз Св. Мартин ин Кёльн»). Также 11 ноября особый день, потому что после него начинается Рождественский пост. Карнавал проходит весело и с большим количеством еды, знаменуя собой переход к голоданию.

Праздник Святого Мартина закрывает крестьянин год. Также он завершает срок предоставления аренды. Гусь в этот день являлся формой арендных платежей. Также гусь выступает подарком при проводах на пенсию. Первое вино из винограда пьют в Мартин День.

Благодаря благотворительному делу, Святой Мартин стал символом христианского смирения. В средние века он разработал целый ряд правил, которые не были сохранены до сегодняшнего дня. Мартин является покровителем нескольких профессий: работников винного завода, ткачей и портных. Кроме того, благочестивый Мартин, в соответствии с традицией заботится о нищих, солдатах и домашних животных.

Мартин Турский был первым человеком в Латинской церкви (lateinischen Kirche - «латайнише Кирхе»), который был объявлен святым не в связи со смертью мученика, а благодаря своей работе в течение жизни. Сейчас этот праздник зачастую называют Днем Мартина Лютера в честь реформатора, родившегося 10 ноября и окрещенного 11 ноября. Но независимо от этого, праздник всегда является долгожданным: люди счастливы, гуляют по улицам и поют песни.